Кир Булычев - Последняя война [с иллюстрациями]

Профессор Кори, тяжело дыша, вышел из мастерской.

— Вместо того чтобы здесь стоять, — сказал он Ранмакану, — помогли бы разрезать шелк на большие куски. Не кроить же из целого парашюта...

— Я позвоню на корабль, пусть пришлют второго робота, — упрямо сказал Ранмакан. Он продолжал цепляться за свои привилегии. — Робот сделает это лучше меня. А сам я должен писать мемуары.

— Ах да, — ехидно улыбнулся Кори. — Мемуары. Сам Кризинзи из Плонги склонился бы перед вашими талантами.

— Штурман Кудараускас очень высоко оценивает мою работу.

— Тьма с вами, с писателем и с вашим штурманом. Но я бы на вашем месте подумал о том, что мы обязаны работать. Ра-бо-тать. Понимаете? Пусть «Сегежа» улетает — у нее свои дела. А мы будем править планетой. Мы останемся одни, — вам это приходило в голову?

— Куда они улетят? — спросил Ранмакан. — Зачем им улетать?

Ранмакана устраивало присутствие людей. Он опасался (это было еще одним из многочисленных опасений Ранмакана), что, как только «Сегежа» поднимется над планетой, ему снова придется опуститься на свое место и, может, еще и сесть в тюрьму за сотрудничество с чужими.

— Им нельзя улетать, — сказал Ранмакан.

— Это еще почему? — удивился профессор Кори. — Как только дни смогут обеспечить работу очистительных аппаратов, а мы наладим снабжение пищей, мы останемся одни. Мы обязаны остаться одни.

— Что вы бормочете одно и то же: «Одни, одни»! — разозлился Ранмакан. — Кто вас обязывал оставаться одними? Я? Эти женщины?

— Совсем недавно вы протестовали против прихода людей.

— Это мое личное дело. Тогда я был один. Еще неизвестно, как бы вы себя повели на моем месте!

Кори хотел ответить, но передумал, махнул сухой ручкой и ушел — к своим цветам и деревьям, с помощью стимуляторов вымахавшим метра на три в высоту. Кори подумал, что пора бы возродить кое-каких насекомых; надо поговорить с короной Вас. Кори подошел к своему столу, спрятавшемуся в самой гуще кустарника, раздвинул срезы, бумаги, приборы, сел. Сердце работало неважно. К сожалению, корона Вас вернул ему старое сердце. Снова умирать очень не хотелось. Не стоило возиться с парашютом. Хотя он сделал правильно. По крайней мере, женщины в мастерской поняли правильно. Они говорили ему:

«Учитель, отойди, без тебя справимся» — и не рассуждали, патриций он или простолюдин. А Ранмакана еще учить и учить. А может, он и умрет, в глубине души мечтая перейти в четвертую или даже во вторую касту. Нет, на вторую у него не хватит воображения. Надо поехать в Горный сад — посмотреть, как там дела. Не распустились ли еще кое-какие растения. Ведь перед войной шли работы, связанные с влиянием радиации на рост растений. Там получились интересные мутации. Если бы не газ, уже сейчас могли быть результаты.

Ранмакан тоже вернулся к себе в швейную мастерскую. В наспех сколоченном домике было два стола. Один большой, общий — на нем работали женщины, пять женщин. И стол в углу поменьше. За ним сидел Ранмакан. Он, когда нужно было, выходил на связь с мостиком или Большим домом; он вел переговоры с роботами, когда те притаскивали что-нибудь с корабля; он должен был вести бухгалтерию, планировать, когда и что понадобится мастерской.

Ранмакан сел за стол, тоже отодвинул в сторону бумаги и задумался. Он ощущал иронические взгляды женщин и их шепоток, содержащий какие-то, возможно, нелестные для него высказывания. Но он был выше этого. Он смотрел вперед, не замечая женщин. Он раздумывал, сказать ли капитану о том, что вчера ночью, когда все уже спали, он видел у крайнего дома чужого человека в защитной одежде. На человека упал луч прожектора, и тот, ослепленный им, задержался на секунду, перед тем как нырнуть за угол. Лица Ранмакан не разглядел. Он в запале разговора с Кори чуть не проговорился, что на планете есть и другие люди и что Павлыш был прав. Но потом не сказал, удержался. Могло так случиться, что тот человек или люди — законная власть. Они могли оказаться сильнее корабля. А если так, то знание того, что другие уже подошли близко к «Сегеже», могло пригодиться Ранмакану.

5

Загребину не хотелось отпускать Кори в Горный сад. Существование неразгаданной тайны смущало капитана. «Тем более, — рассуждал он, — если бы те, неизвестные, хотели встретиться с нами, они бы давно могли это сделать». Правда, оставалась возможность, что Павлыш ошибся. Она была логична и успокоительна. Капитан не хотел себя успокаивать. И даже, согласившись с профессором, что тому необходимо побывать в Горном саду, капитан послал за день в Горный сад разведдиск с металлоискателями и биолокаторами на борту. Диск не обнаружил ничего подозрительного.

— Вот что, — сказал Загребин Антипину, который уезжал в сад вместе с Кори и Снежиной. — Из Ежа не выходить. Доедете туда, вездеход остановишь не у домика, как в прошлый раз, а прямо в саду, у делянок. В машине обязательно кто-то остается, для того чтобы держать остальных в поле видимости. На вездеходе лазер в боевой готовности. Если увидишь опасность, не стрелять; немедленно сообщайте нам и бегите оттуда со всех ног. Не думая о гордости и так далее. Ясно?

— Ясно, Геннадий Андреевич, — сказал Антипин. — Куда уж яснее. Второй купол завтра начнем надувать?

— Завтра. Вернешься, выспишься, и начнем. В саду старайся не применять оружия. Даже если кому-то из вас покажется это абсолютно необходимым. Решаешь ты и только ты. У тебя трезвая голова. Потому и едешь. Ясно?

— Ясно, — снова ответил Антипин, которого волновали совсем другие проблемы. — Почти весь дезактиватор придется истратить. Под купол попадут два крайних дома — там работы много. Когда будет следующая грузовая ракета? Надо сообщить, чтобы дезактиватор не забыли.

— Теперь не скоро, недели через две, — сказал Загребин. — Там на месте не отвлекайся. Задумаешься о куполе, и что-нибудь случится.

Антипин чуть улыбнулся, и кончик курносого носа дрогнул. Он никогда не отвлекался настолько, чтобы забыть о деле.

Роботы поставили на Ежа защитные козырьки. Теперь вряд ли его можно пробить даже прямым попаданием снаряда или лучевым зарядом.

Перед отъездом Снежина нашла Павлыша и повела его в купол. Там заболел один из ребятишек. Павлыш осмотрел его, приказал роботу притащить лечебный излучатель, — мальчику не хватало солнечного света. Снежина ждала доктора, разговаривая о строительстве амбулатории с охотником-пьи. Потом, когда доктор кончил облучение и робот уехал, Снежина попросила Павлыша зайти еще раз к ребенку вечером. Может, это и не нужно с точки зрения медицины, но очень желательно с общечеловеческих позиций.

— Убедительно ты говоришь, Снежка, — сказал Пав-лыш. — Ладно, зайду. Что-то сад сильно разрастается. Скоро будет не купол, а джунгли.

— Кори с Вас этого, по-моему, и добиваются.

— Жалко, что нет живности в нашем саду.

— Тут есть одна птица, но не поет. Смотри, вот она. Птичка с длинным голубым хвостом и двумя парами крыльев, расположенных, как у бабочки, одни за другими, мелькнула между деревьями.

— Послушай, Снежка, — сказал Павлыш. — Ты в самом деле будь осторожнее. Я же видел там следы.

— Ну, знаю, — сказала Снежина. — Знаю, сама с тобой была и никаких следов не видела. Ты не показал. Не волнуйся, мы будем осторожны.

— Серьезно, — сказал Павлыш. — Ты же знаешь, как я к тебе отношусь.

— Это как понимать? Не так, как к остальным?

— Нет, — сказал Павлыш.

— Значит, хуже, — уверенно сказала Снежина.

И тогда Павлыш, чувствуя, что краснеет, попытался ей что-то объяснить. Она вдруг сделала такие большие глаза, и Павлыш почувствовал, что он в них уместился целиком. Сейчас Снежина хлопнет ресницами, и он там в них останется навсегда. Снежина хлопнула ресницами, и Павлыш, зажмурившись, протянул руку вперед, чтобы нащупать границы тюрьмы, в которой он очутился. Рука его натолкнулась на пальцы Снежины. И Павлыш хотел еще что-то сказать, но не всегда придумаешь, что сказать. И он сказал:

— Я зайду вечером к мальчику. Снежина улыбнулась одними глазами.

И тут подошел Девкали с толстым патрицием и одним из новеньких и сказал:

— Здравствуйте, Слава. Знаете, Снежина, мы сейчас собрались и официально отменили касты. Ведь мы имеем на это право?

— Вы имеете право на все, — сказала Снежина. — Вы хозяева своей планеты.

— Нет, не на все, — сказал патриций, который оказался, в общем, славным человеком. — Мы не будем больше воевать. Мы запретили войны. Декретом. Удивительно, правда? Никогда не думал, что придет день, когда я буду отменять войны декретами.

— Теперь у вас есть правительство? — спросил Слава.

— Как вам сказать, — ответил Девкали. — Вот Ренци из Плоции, он раньше был шахтером...

Новенький наклонил голову. Он был коренастым человеком с большими руками, ступнями и шишкастой большой головой. Маленькие глаза спрятались под очень густыми рыжими бровями. Глаза были очень светлыми и яркими.